Года бегут; что день, слабеют силы;    

А немощи час от часу сильней.

Настанет день,

Придёт к моей пещере убогий брат.

На оклик нет ответа.

Отворит дверь: и тлеющие кости

Отшельника увидит пред собой!

Сойдут с горы, потупившись смиренно,

В немом молчанье, брат за братом, старцы

И с пеньем понесут меня в обитель,

И честно похоронят.

Но всё, что видел я, что сам содеял,

Что я любил, что я покинул в мире -

Со мной в могиле быльем порастёт.

(Уходит в пещеру.)

Велик мой грех, велико окаянство,  

И рад бы каяться, да не готова душа.

В миру есть счёты да приманки,

Да зло на человека мыслю.

Душит меня тоска, клещами горло давит,

И сердце словно разорваться хочет.

Ты дай мне срок, возьму своё родное,

Не погонюсь и за добычей.

Брошу, отдам ему добычу.

Пусть, живёт да беды на голову копит

До божьего, до страшного суда.

Тогда покину вольную потеху

И самохотную расправу.

Слушай, вот видит бог, тебе обет кладу:

Построю монастырь.

Украшу храм стенным писаньем новым.

И денежкой, неправо нажитой,

Не поскуплюсь;

Пришло неправдой - пойдёт на дело.

Уж мне давно шатанье надоело,

Давно хочу покинуть меч булатный.

И грех большой, и впереди-то пытка...

Душа просила, и в уме бродило

Не смертное убойство, не разбои:

Мой норов крут, душа моя не терпит,

Когда большой молодшего обидит,

Подвластного гнетёт да давит властный.

Неправый суд царит на белом свете,

В овечьем стаде волки пастухами.

Кто ж застоит за бедных,

Кто ж застоит за беззащитных?

Не мы, так кто ж?

Затем-то я тюремное сиденье

Сменял на бор сырой. Про это горе

Я в тёмну ночь над Волгой думу думал

И с соловьями речи говорил.

Да не нашёл я по сердцу удалых:

Все голь кабацкая, убойцы, воры,

Вином и кровью пьяные, я им не пара.

Затем-то я поближе к дому приплыл,

Чтоб бросить всё и сесть опять в посаде,

Лишь, дал бы бог, - сменился воевода!